[ArkticheskiiWolk]

Для начала, пожалуй, помещаю интервью с Сургановой, которое нашла на замечательном сайте www.aprelpp.ru)))))

Светлана Сурганова в программе Личные вещи, 5 канал

05 февраля 2011
5 февраля, 11:00

Она крайне редко даёт интервью. Между тем, её имя является знаковым в мире рок-культуры. «Ночные снайперы» стали прорывом в музыке в конце 90-х годов.

Она стояла на пороге смерти, но выжила и по-новому открыла себя в профессии. А сама себя она считает не певицей, не музыкантом, а … скрипачём.

Впервые об этом Светлана Сурганова рассказала ведущему программы «Личные вещи» Андрею Максимову.

Ведущий (Андрей Максимов): Для начала я хочу, чтобы вы просто её послушали.

Фрагмент клипа «Была мечта» с диска «Соль»,

В. (идет по двору): Я сам не понимаю, откуда в этой маленькой женщине такая невероятная энергия. Вот чтобы узнать это и чтобы узнать многое другое интересное, мы приехали сюда, в типичный петербургский дворик, к Светлане Сургановой. Здравствуйте, я Андрей Максимов, в эфире программа «Личные вещи».

В.: Значит, я хочу начать программу вот с чего: известное дело, что телеведущий — человек, который должен ничего никогда не забывать, всё всегда помнить и всё знать, это известно. На самом деле это не так, и вот у меня был такой хороший план: мы должны были начать с того, что я должен был показать свою вещь — у нас есть такая традиция. Эту вещь я забыл дома. Эта вещь — ваш диск под названием «Соль»
Светлана Сурганова (вытягивает руку в сторону соседней комнаты): Могу принести.
В: Ну это же будет обман, я всегда честно... Представьте себе, что я показываю этот диск «Соль», представьте себе, и говорю, что я прослушал и был совершенно потрясён абсолютно уникальным вашим даром, абсолютно ни на кого не похожим. Когда-то мне казалось, что в словосочетании «Сурганова и оркестр» есть какой-то элемент пижонства, потому что какой же это оркестр? Это не оркестр. А потом, когда я послушал диск, я понял, что всё правильно. Я сразу придумал спектакль, который я должен сделать, послушав ваши песни, тут же, мгновенно. И вообще это какая-то совершенно уникальная вещь. У меня к вам первый вопрос, прежде чем мы начнём смотреть вещи. Значит, ещё раз повторяю: как мне кажется, вы занимаете совершенно своё особое уникальное место в нашей российской культуре, извините за выражение. Вам хватает популярности и славы в связи с этим?
С: Ну да, вполне. Меня даже немножко она стесняет. Я бы хотела себя ещё раскованнее и свободнее чувствовать, а, когда я, например, стою в очереди в Макдональдс или в какой-нибудь общественный туалет, и ко мне подходят с просьбой дать автограф, меня это вгоняет в краску. Мне становится неловко. Мне нравится быть незаметной, ну так, в повседневности. Хотя конечно, когда люди подходят со словами благодарности и с какими-то там просьбами подписать диск, конечно, это мне льстит, это приятно.
В: А вы пишете музыку не для того, чтобы зарабатывать деньги и быть знаменитой? Не музыку, а песни.
С: Мне просто нравится это делать, это мой диалог с вечностью, с Богом, это просто... часть моей натуры. По великой случайности и по большому везению это мне со временем стало ещё и приносить деньги.
В: Вы сказали такое выражение «диалог с вечностью, диалог с Богом». Диалог — это совместное общение. Вам Бог отвечает?
С: Конечно.
В: Как?
С: Он мне подкидывает идеи, он направляет меня на путь истинный, он мне подсказывает, как разрешить ту или иную ситуацию.
В: А как Бог направляет на путь истинный? Например?
С: Я спрашиваю у него: «Вотт у меня... дилемма. Что скажешь на этот счёт?» Он мне говорит.
В: А как говорит?
С: Внутренним голосом. Знаете, это какое-то сиюминутное принятие решения... как будто к тебе приходит знание. И ты успокаиваешься, ты абсолютно уверен, и ты поступаешь, и ты потом со временем понимаешь, что это было правильно принятое решение.
В: Так это значит, что вы не совершаете ошибок?
С: Ну... (смеется) Нет, мне есть о чём сожалеть, безусловно.
В: Есть что-то особенное, о чём вы сожалеете особенно?
С: Ну, наверное, от излишней рефлексии. То есть, к сожалению, есть некоторое количество людей, с которыми утрачена связь, в этом мире, и, наверное, это по моей вине. Вот об этом я сожалею.

В (берёт фотографию Светланы и Лии Давыдовны): Давайте вот начнём с этой фотографии. Это кто?
С: Это мы вместе с мамой, с Лией Давыдовной... Сурганова Лия Давыдовна, моя мама, которая давно, в 72 году, взяла меня из кафедры... клиника, по-моему, профессора Турнера, педиатрического института, где как раз было организовано на тот момент — а это как раз начало 70-х — отделение отказничков.
В: А вы отказник?
С: Да. Вот, и в 72 году она меня забрала к себе на воспитание на Кавалергардскую улицу, дом 4, квартира 22...
В: Так вам было сколько — три месяца, что ли?
С: Три года. Уже три года. Около трёх лет...

В: Я просто... я сделал паузу, чтобы зрители и я сам осознали происходящее... А вы свою... как это называется... биологическую маму не видели?
С: Нет.
В: И не хотите?
С: Да как-то... Нет, конечно, меня иногда распирает любопытство — чисто физиономически мне интересно, какие черты от кого мне достались.
В: А у вас есть на неё обида?
С: Да боже упаси! Нет, конечно.
В: Почему?
С: Это её... решение, это её выбор. Опять же — всё, что ни делается, делается к лучшему. Ведь если бы она оставила меня воспитывать, неизвестно, как бы сложилась моя судьба. То, что сейчас со мной происходит, откровенно говоря, мне нравится. Меня это устраивает. Я вполне себе гармонична. Поэтому — ещё раз — подтверждение того, что всё, что ни делается, делается к лучшему, никаких обид!
В: А ваша мама была на ваших концертах?
С: Да, была.
В: Что говорила?
С: Ну... она горда! Она горда, конечно, ей очень нравятся знаки внимания со стороны моих поклонников, когда она в числе зрителей, которые сидят в зале, потом они обязательно, если какой-то перерыв там, её пропускают, в курилке где-нибудь она общается, и ей говорят приятные вещи...
В: А она так известна среди ваших поклонников?
С: Да, её очень любят, и многие поклонники просто приезжают, они знают её адрес на Кавалергардской, просто иногда заходят попить с ней чаю, поговорить, она многим не отказывает...
В: То есть человек звонит в дверь и говорит «Я хочу с вами попить чаю, я поклонник вашей дочери»?
С: Были и такие случаи, да, случалось.

В: А когда вы узнали, что вы отказник, что это не ваша родная мать, вам сколько было?
С: 25 лет. Ну, у нас был такой сложный момент с ней во взаимоотношениях, и так как-то вот сгоряча она это сделала...
В: То есть это она вам сказала?
С: Она не планировала вообще раскрывать эту тайну, так вот... так получилось.
В: И ваша реакция какая была?
С: Я чуть в обморок не упала. Мне стало жарко очень, дурно, но я себя (смеётся) постаралась держать в руках. Ну конечно, это шок был.
В: Но это как-то изменило ваши отношения?
С: Да! Безусловно. Мы стали ближе.
В: Ближе?
С: Ближе, да.
В: Это требует объяснения. Или не требует объяснения. Я не знаю. Я, честно говоря, не знаю.
С: Просто для меня какие-то многие моменты, которые вызывали у меня ну там, вопросы, подозрения — в общем, как-то всё стало на свои места, когда я об этом узнала. Пазлы сложились. И... и всё. И пришло понимание.
В: Чего?
С: Того... понимание взаимоотношений... что было мне непонятно, что меня, может быть, раздражало, что... как-то так сразу не сказать в двух словах. Просто пришло вот понимание... видение ситуации, понимание. И принятие её.

В (берёт куклу): Это что такое?
С: Слушайте, меня в течение... я не знаю... последних восьми лет одаривают бешеным количеством игрушек. Просто игрушек мягких...
В: (показывает на куклу со скрипкой) Это типа вы?
С: ...и люди вот просто ещё и творят сами. Они шьют — меня.
В: (держит трех кукол) Это всё вы?
С: Это всё я. Видите, у них, у всех этих игрушек есть общая характерная черта — носы! Видите?
В: Ангел, ангел, ангел...
С: Ну, ангел со скрипкой, это да, это очень частый персонаж...
В: Это вы?
С: ...потому что есть такая песня у меня, в творчестве «Сургановой и Оркестра» - «Ангел седой», она когда-то даже ротировалась на «Нашем радио», и люди очень прониклись этим сюжетом и вот стали творить меня вот с крылышками.

В: А ваша мама — она врач, я так понял?
С: Мама моей мамы, Зоя Михайловна Сурганова, да, действительно была врачом, фтизиатром-терапевтом. А мамуля у меня всю жизнь занимается хлебом. Она старший научный сотрудник Всесоюзного института растениеводства и всю жизнь занималась выведением новых сортов пшеницы...
В: А как она вас нашла тогда?
С: Это вообще отдельная история. Существует очень многолетняя дружба двух семейств — (со смехом) Монтекки и Капулетти... Сургановы и Федореевы. Федореевы — семейство врачей, Сургановы тоже вот по бабушке — врачи. И они дружны, и сейчас уже третье, четвёртое поколение тоже дружны. И как раз на тот момент, как раз вот когда Сургановой Лией Давыдовной, моей мамой, было принято решение взять ребёнка из детского дома, откуда-то, в общем, на воспитание, поскольку своих детей она уже не могла иметь — пережитая блокада... в общем, не позволили ей иметь своих детей. И как раз вот на тот момент открылась эта кафедра отказничков, отделение отказничков в Педиатрическом институте, где работала одна из Федореевых. И в общем-то, только благодаря этому знакомству...
В: А почему она взяла именно вас, она когда-нибудь рассказывала?
С: Почему именно меня... там были ещё пару-тройку претендентов, но... ммм... причём у меня были проблемы со здоровьем, то есть я была, конечно, не подарочек, выхаживали меня, и целиакия, и анемия, в общем, чёрта в ступе, куча всяких, целый букет патологий, но, тем не менее, почему-то выбор всё-таки лёг на меня, по какой-то случайности.

В: Я, собственно, вас хотел спросить, от этих кукол перейти...
С: Это был наводящий вопрос.
В: Да-да-да, это был наводящий вопрос, потому что я хотел спросить: чем вы развлекались в детстве? Какие у вас были игрушки?
С: А. Я ужасно любила самосвалы, вообще всё, что связано с движущимися предметами, с машинками. Кукол вообще, если честно, не любила — вот эти вот пеленания, вот эти катания в колясочках — это было совершенно не моё. Вот мишки и какие-нибудь самосвальчики. Тракторы очень меня забавляли. Какая-то вот техника (смеётся) минимализированная. И очень любила врачевать, уже тогда.
В: У нас там стоит массажный стол, я, между прочим, отказался, потому что...
С: А напрасно!
В: Сурганова сказала, что она может сделать массаж, но я подумал, что тогда уже какой разговор, после этого надо будет пить виски и расслабляться.

В: Вы хотели быть врачом?
С: У меня есть, да, медицинское высшее образование.
В: Высшее?
С: Да, я по образованию врач-педиатр. То есть после медучилища я ещё и закончила вот тот самый медицинский Педиатрический институт, откуда, собственно, меня и взяли родители. Я как бы вот... это было моё второе пришествие в стены этого здания.
В: Я читал, что вы с 14 лет пишете песни.
С: Ну, одно другому не мешает (смеётся). Ну да. Потому что ещё была музыкальная школа, и в общем-то это совершенно естественно — человек, который наделён какими-то элементарными музыкальными знаниями хочет что-то попытаться сделать сам. То есть основной у меня был класс — это скрипка. На тот момент мы жили в коммуналке...
В: Вы можете на скрипке что-нибудь две секунды сыграть?
С: Две секунды... Ну, только для вас... (берёт в руки скрипку) Я могу сыграть вам ноту «ре».
В: Давайте.
С: (играет) Вот. И...
В: Хотел сказать «офигеть», потом подумал, что это неприличное слово, но я по-другому не могу.
С: И вот на тот момент мы жили в коммуналке, и за стенкой жил сосед, который играл на гитаре, и конечно, где-то там в 13-14 лет просто так жить спокойно нельзя, когда у тебя за стенкой играет сосед на гитаре, ты, конечно, хочешь сам этому тут же научиться, и вот всё, и понеслись песенки...
В: Поэтому вы стали играть на скрипке?
С: Нет, на скрипке я с шести лет начала играть.
В: ...что ваш сосед играл на гитаре...
С: Нет-нет-нет, это я уже про песни говорю. Почему я начала писать песни — потому что я научилась играть на гитаре и потому что позавидовала соседу за стенкой. А почему стала писать свои песни — потому что мне было лень учить Визбора, Высоцкого и иже с ними. Мне было проще самой что-нибудь сочинить.

В: Скажите, а скрипка — это живое существо?
С: Безусловно. То есть я даже не понимаю, почему у вас возник такой вопрос.
В: А я хотел, чтобы вы это подтвердили. Это значит, что, например, вы выходите на концерт... Вот, например, сейчас она могла бы не захотеть играть? Такое может быть?
С: Конечно. Это тоже всегда диалог, это как... ну... не думаю, что я вас шокирую, но это женщина. И если женщина не готова к взаимоотношениям, чёрта с два ты что-нибудь от неё добьёшься. Вы, как мужчина, я думаю, понимаете... (смеётся)
В: (берёт скрипку) Это я в курсе, да, я в курсе. А как-то надо с ней по-особенному... существовать? Как-то с ней по-особенному общаться?
С: Ну конечно.
В: Это как?
С (поразмыслив): Слушать, слушать. Слушать, чувствовать.
В: А вы с ней разговариваете? Или она в этом не нуждается?
С: Обязательно нуждается.
В: Или вы с ней разговариваете не словами?
С: Она иногда просто не подпускает к себе. Говорит «Я тебя не хочу сегодня, оставь меня в покое, я должна спокойно полежать в футляре, давай завтра попробуем». И всё, и я беру, и я понимаю, что ничего не клеится, не идёт, и... никакого насилия.
В: А если это на концерт... перед концертом?
С: А... бывает и такое. Но тут приходится уже: «Прости, дорогая, мы должны это сделать!» (смеётся) Прилюдно причём!

В: Вы говорили о том, что у вас была болезнь. Я думаю, что вам это не очень приятно вспоминать, да, наверное, про вашу болезнь, такую серьёзную?
С: (с улыбкой) Да ну. Было и прошло.
В: Когда... ну, собственно, это такая страшная болезнь, которая, как правило, заканчивается... не как правило, нередко кончается трагически... вот как ваша мама это пережила?
С: Ну я её, во-первых, старалась оберегать от излишней информации... и в общем, она узнала, что... в общем, только после второй операции, когда уже больше двенадцати дней меня не было дома, она, конечно, заподозрила что-то неладное, в общем, пришлось раскрыть все карты...
В: И что было?
С: ...сказать, что я в больнице, что меня прооперировали, что меня уже второй раз прооперировали, что это онкология, что, в обшем, всё не очень хорошо... Вот.
В: И что... у вас мама...
С: Ну конечно, прилетела, прискакала, поругала: «Почему ты мне раньше об этом не сказала? Ты меня игнорируешь!» Она обиделась. Я её обидела.
В: Как меняется жизнь человека, когда он пережил онкологическую операцию и всё — тьфу-тьфу-тьфу — обошлось хорошо?
С: Очень хорошо меняется жизнь! Ну, во-первых, ты остаёшься в живых — это уже неплохо. (смеётся) Ты, конечно, переосмысливаешь многие вещи, ты ценишь иначе совершенно многие вещи, ты... по-другому радуешься...
В: Какие вещи иначе ценишь?
С: Ты ценишь время, ты ценишь людей, которые тебя окружают, совершенно иначе, ты... не тратишь эту жизнь на какие-то ссоры, на какие-то обиды — это кажется таким мелочным и таким... ну не стоит заполнять жизнь вот такими вещами.
В: Послушайте, Света, у меня складывается такое впечатление, что, что ни происходит в вашей жизни, вы из всего... даже это — даже две онкологические операции — вы из всего делаете какие-то позитивные выводы.
С: Ну, а представляете, если б я делала негативные выводы...
В: Представляю. Я видел таких людей.
С: ...что бы со мной было? Кому это было бы интересно? Во-первых, мне бы это не было интересно. Ну и, конечно, окружающим.
В: Вы считаете... Вы живёте по системе «Что Бог ни делает, всё к лучшему, даже когда он делает ужасные вещи»?
С: Применительно к себе, пожалуй, да. Если принесли кому-то другому какие-то несправедливости, какие-то военные действия, какая-то агрессия и насилие — конечно, нет. Это я не могу списать со счетов, тут у меня вскипает возмущение...
В: Так вы обижаетесь когда-нибудь?
С: Ну конечно. Я могу это тщательно скрывать.

В: Это что такое? (берёт музыкальный инструмент из какой-то тыквы)
С: Это удивительный инструмент! Это музыкальный инструмент. Я, к сожалению, не запомнила, как он называется.
В: (играет на тыкве)
С: Кстати, вот не знала, что можно ещё и так играть. Я обычно это делаю немножко иначе. Кстати, может быть, вы и правы. (забирает тыкву) Сейчас, тут у него немножко зубья по... (играет) Наверно, какой-то всё-таки...
В: Как красиво.
С: ...какой-то африканский инструмент. То ли тыква какая-то... но это какой-то плод, да? Всё очень просто, по-моему, но меня завораживает. Я люблю собирать этнические инструменты, мне даже иногда в качестве подарков привозят такие вот безделушечки. По-моему, волшебство.
В: Завораживающе... Скажите, пожалуйста... вот можно вам задать такой глупый вопрос, а вы на него дадите умный ответ. Как рождается песня?
С: (смеётся) Ну... загнули.
В: Я же предупредил вас сразу. Я просто, послушав этот инструмент, решил задать вам именно этот вопрос.
С: Ну, если раньше это было так, по наивности, душа требовала, и ты, не стесняясь, просто брал гитару и намурлыкивал себе... От сочетания буквально двух нот, от сочетания пары аккордов, от какого-то словосочетания — и всё, и понеслось, как снежный ком. Ты входишь в какое-то состояние, похожее, наверно, с медитацией, подключаешься и, главное, не ставишь себе никаких препятствий (складывает руки в «крышу» над головой). А сейчас появились препятствия, да... многие лета, многие знания, многие горести. Появился ценз, стало меньше песен. То есть уже живёшь с оглядкой: «А, это уже недостойно, а это уже было, а это лучше меня кто-то сказал», и так далее, и так далее. В общем, главное, по-моему, в написании песни — это состояние чистого листа, табулы расы. Ты просто должен себе позволить быть самим собой.

В: Скажите, пожалуйста, вот с одной стороны, я думаю, что нет человека, более-менее увлекающегося музыкой, который бы вас не знал. С другой стороны, вас вообще не показывают по телевизору практически.
С (со смехом): Как это? А сейчас чем вы занимаетесь?
В: Ну вот спасибо большое Пятому каналу хочется сказать отдельное. Крайне редко вас показывают по телевизору, и вы как будто бы... вот есть некая музыкальная... можно назвать словом «культура»... «музыкальная культура» в кавычках — некая музыка, которая идёт с экранов телевизоров. Вы в этом не участвуете. Вы в этом не участвуете принципиально, или вас не зовут, или вам это неинтересно?
С: Есть некий стереотип, так скажем, степень восприимчивости определённого материала широкой аудиторией, да? Мы, наверное, немножко не вписываемся в аудиторию. Мне кажется, причина в этом.
В: А вас не зовут или вы не идёте?
С: Ну, были попытки... были созывы, там, на «Две звезды», но у нас был тур уже запланирован, то есть, когда существует уже договорённость, люди ждут в городах, мы даже ради Первого канала не можем отказать...
В: Спокойно, спокойно, спокойно... То есть вас зовут на самый большой телевизионный канал, после чего вы становитесь супер-дупер... вот, замечательно. А у вас в это время «ёлки». И вы едете...
С: Не ёлки! А афишные концерты, тур по стране, города, люди! Ждут.
В: И это важней?
С: Конечно. Нет, если существует договорённость — всё, тут как бы... даже не обсуждается.
В: То есть... но вас это не волнует совершенно? Вот то, что вас мало показывают по телевизору, вас не волнует?
С: Да как-то... ну... нет, не особо. (смеётся) Не знаю. Нет, кому надо — тот услышит. (берёт чашку чая) Кому надо — эта информация, эта энергия, она дойдёт. Как-то навязываться особо не хотелось бы.
В: А слава?
С. пьёт чай.
В. пьёт чай.
С. (со смехом): Не знаю, чего так все за ней бегают, за этой славой... за этим Славой.
В: Не надо вам? Этот Слава вам не нужен?
С: Мне кажется, всё должно естественным образом происходить.
В: Скажите, пожалуйста, а «быть знаменитым некрасиво»?
С: Да нет, ну почему же. Гагарин знаменит? Это же красиво. Достоевский знаменит? Ну что-то я как-то всё... да... туда. (смеётся) Вот вы же знамениты?
В: Вы меня поставили в замечательный ряд, вот эти люди, которых вы назвали... замечательный ряд.

В. (берёт длинный фонарь): Это что такое?
С: Это мой фонарик!
В: Должен сказать... нельзя передать... тяжёлая вещь. Он служит для обороны?
С: (со смехом) В том числе. Нет, на самом деле...
В (включает): Горит.
С: По-моему, очень практичная вещь. Она у меня живёт в студии, там часто проблемы с электричеством. И чтобы дойти до основного щитка, чтобы врубить свет, я использую этот предмет.
В: Тогда я у вас спрошу вот что в связи с этим предметом...
С: Очень он нравится.
В: А что освещает вашу жизнь более всего?
С: Ух ты. (задумывается) Вот умеете вы задать вопрос...
В: Это моя профессия. А вы петь умеете. У каждого своя профессия.
С: Освещает.. ну, очень многие, конечно, вещи, моменты... близкие, любимые, музыка... взаимодействия какие-то. Походы. Шутки. Отдых. Книги — в меньшей степени...
В: А любовь?
С: Ну это вообще над всем вот этим — и номером один. Конечно, любовь.
В: Имеется в виду любовь в христианском плане — такая всеобъемлющая любовь некая такая — или любовь конкретная, к конкретным людям?
С: Я не делю это понятие. Она или есть, или её нет. Ты её или чувствуешь, или нет. И к конкретным людям, и в христианском понятии тоже.
В: А что общего между любовью и творчеством?
С: Ну по большому счёту, ничего. Ничего того, что бы их разъединяло, различало. Вот. Если творчество без любви, это, наверное, уже не творчество, а профанация. Или какая-то сублимация, или что-то... я не знаю. Ну, в общем, мне кажется, это очень плотно связанные между собой понятия.
В: Вы когда... вот я уже вам сказал, что меня там поразила ваша песня «Я теряю тебя», которая не на ваши стихи написана...
С: Кира Левина автор стихов, да.
В: Замечательная, потрясающая музыка. Вы когда пишете такие песни — это обязательно обращение к какому-то конкретному человеку или это неважно, просто всколыхнули стихи?
С: Ну конечно, у меня очень всё персонализировано. То есть, если я о чём-то пою... о ком-то пою, я именно о ком-то пою. Может случаться так, что в одном музыкальном полотне это могут быть несколько людей. (щёлкает пальцами) Эта строчка — тебе, а эта — тебе...

В: Вы можете передать своё состояние после концерта? Когда концерт закончился?
С: Знаете, оно тоже претерпевает изменения. Если раньше я просто болела, мне нужно было восстанавливать как минимум дня четыре, а то и неделю, силы, тотальное опустошение, то сейчас — нет. Я не могу сказать, что это утратило какую-то значимость, силу, волнение, нет — я просто, наверное, накопила силы. Концерты меня закалили. И я теперь стала замечать, что после концерта я ещё могу разговаривать, могу давать интервью, я могу ещё даже пойти и поиграть в футбол, например.
В: Так вы играете в футбол?
С: Ну так просто, в шутку, с друзьями попинать мяч — обожаю!

В: Вот здесь всю нашу программу стоит (афиша) «Мхатовский вечер. «Потому что искусство поэзии требует слов...» К 70-летию Бродского». Вы это поставили как одну из важных ваших личных вещей...
С: Ну да.
В: В связи с тем, что?
С: В связи с тем, что я очень люблю Иосифа Александровича Бродского, его творчество, и в связи с тем, что я... очень люблю театр. Признаюсь вам честно. И стоять на театральной сцене, для меня — отдельный трепет. Это моя такая маленькая потаенная такая мечта. И когда поступило предложение от МХАТовцев поучаствовать в этом вечере, посвящённом 70-летию Бродского, я, конечно, сочла за великую честь, и там прозвучала песня на стихи Бродского «От окраины к центру», но песня называется «Неужели не я», так называется наш дебютный альбом. И я там же отважилась прочесть «Бабочку» Бродского. Можно сказать, я почти навязалась, потому что это не входило в их программу, но после того, как на саундчеке я бегло прочитала «Бабочку», они сказали: «Ну ладно, давайте, прочитайте».
В: Можно сформулировать, что такое есть для вас поэзия Бродского, чего нету у других поэтов? Или это не формулируется?
С: Там замешаны, конечно, личные моменты — то, кто меня, как познакомил, это завзано, конечно, на людях...
В: А кто вас, как познакомил?
С: Меня познакомили Светлана Голубева и Пётр Малаховский с творчеством Иосифа Александровича, и, поскольку велика симпатия моя к этим людям — к сожалению, Светланы уже нет в живых — эта симпатия автоматически перешла на всё творчество Иосифа Бродского. Потом он уже, естественно, зажил самостоятельной жизнью во мне.

В: (держит в руках кассету) Рассказывайте. «Детский лепет», «Ночные Снайперы».
С: Это фактически первый наш с Динкой диск, который мы своими силами записали, и, когда шёл вопрос о выборе обложки, почему-то на глаза попалась вот открытка. Вот эта открытка Нормана Рокуэлла. И, спустя, наверное, пятнадцать лет почитатели её таланта и моего, «Ночных Снайперов» и «Сургановой и Оркестра», подарили мне вот такую книгу с иллюстрациями этого автора. Вот люди ж заморочились...
В (берёт книгу): Эта вот обложка, вот она вот...
С: Нашли его... Это было очень трогательно (берёт постер с той же картинкой).
В:...это она в разных вариантах?
С: Да, в разных вариантах эта обложка, она вернулась. Таким вот образом «Детский лепет» жил, жив и будет жить.

В: Я готовился к этой беседе, и выяснилось, что однажды — просто однажды вам сказала Арбенина «До свидания, всё, я больше не хочу с тобой работать». Это правда так произошло — без скандала, без ссоры, без всего?
С: Ну да, цивилизованные же люди. Посидели, выпили немножко коньяку и...
В: Это называется цивилизованные?
С: Я считаю, что да. Я считаю, что это, в принципе, цивилизованное... так скажем... выяснение отношений и принятие решения.
В: А почему? А чем мотивировала? Вы совершенно справедливо в одном из интервью сказали, что это такой дуэт, какого не было не только у нас, но и в мире, может быть, не было никогда. Чем мотивировался распад в таком случае?
С: Ну, по всей видимости, просто, как любое живое явление — оно рождается, живёт и умирает, то есть, по всей видимости, началась уже какая-то агония... когда люди... или хотя бы одна из сторон не получает удовольствия от взаимоотношений, конечно, такие отношения надо прерывать.
В: У меня очень много по этому поводу вопросов, а именно два точно. Значит, первый вопрос такой: почему вы сейчас тоже её называете Динка, почему у вас вообще никакой нет обиды? То есть у вас было, помимо всего прочего - это творчество...
С: Ну да...
В: Это деньги, это... Ну это как бы такая жизнь. Вам сказали: «Дорогая, уйди отсюда», и у вас никакой обиды не осталось?
С: Ну...
В: Или осталось?
С: Нет, это её решение. Плюс в итоге это решение дало развитие моим идеям, песням, появлению моего коллектива. Видите, всё действительно очень хорошо складывается. Не обида, может быть, просто... ну вот возникла депривация — общались-общались с человеком, потом перестали общаться — просто мне её... ну, не хватало мне просто, конечно, иногда хочется с ней общаться, видеться, обмениваться...
В: (удивлённо) У вас до такой степени не осталось обиды, что вам хочется общаться, видеться и...
С: Конечно! Так все же люди, все человеки. Просто многое пройдено очень важное... такие этапы, что их... ничем не перечеркнуть.
В: А вы бываете на её концертах?
С: Да! Вот последний раз я была в Риге, ездила на концерт её...
В: Специально?
С: Ну, так очень удачно сложились обстоятельства, наверное, всё-таки не случайно, но если так получается, что я в Москве или где-то там в городе нахожусь, и в этот день Динка даёт концерт — да, я бываю на этих концертах.
В: И что, вы подходите к ней за кулисы, говорите хорошие слова, и всё в порядке?
С: Нет, мы не общаемся... за кулисами. Иногда редкие смски, звонки.
В: А зачем тогда вы ходите на её концерты?
С: Мне интересно, как играют музыканты, аранжировки, мне интересны подача, энергия, как она вообще сейчас выглядит...
В: Вы сидите в зале и...
С: Да.
В: А что говорят люди, окружающие вас, вам?
С: Ну... зачем что-то говорить. Они иногда, конечно, подходят с просьбой дать автограф, и всё, и отходят.
В: И второй вопрос, который я вам хотел задать: это же была такая, видимо, человечески тяжёлая история? По-человечески?
С: Ну конечно, не без этого.
В: Понятно. Каким образом, что вам дало силы, чтобы очень быстро — по музыкальным меркам, мгновенно, - создать свой коллектив, совершенно ни на кого не похожий, и начать выступать уже с совершенно другой музыкой? Откуда силы взялись?
С: Друзья, окружение. И отдельно хочу выделить человека — это, конечно, Валера Тхай, с которым мы уже и на тот момент были дружны, который Динку знал ещё в «Ночных Снайперах» тогда ещё со мной в акустике, вот — он очень талантливый музыкант и гитарист. Он как бы подхватил меня в этот момент, мы создали сначала акустическую программу — просто на две гитары и голос, а потом, опять же благодаря ему, благодаря коллективу «Север Комбо», его друзьям, получился уже и коллектив «Сурганова и Оркестр». Действительно, уже буквально через полгода мы дали свой первый концерт. Это был концертный зал «Площадь Ленина» у Финляндского вокзала, то есть 800 человек... Да. Вот только благодаря вот этим людям. И, конечно, те люди, которые мне писали, говорили, поддерживали в момент этого расстояния: «Светка, ты должна, у тебя отличные песни, давай, нос не вешай, вот нам нужны твои песни, пой!»
В: Дорогая Света, а почему вы ничего не говорите про себя?
С: (со смехом) Да мы, по-моему, только тем и занимаемся, что про меня говорим!
В: Нет, нет, я имею в виду вот именно в этой ситуации: вот есть Валера, вот есть люди, а вы сами?
С: Ну, а что бы я без них? Ну я не знаю. Честно говоря, не будь этих людей, я бы, наверное, скисла.
В: Вы на самом деле считаете, что вашу жизнь определяют люди, которые вас окружают, больше, чем вы сами?
С: В большой степени определяют. Я не могу поставить на весы и сверить в процентном отношении, кто больше, кто меньше, но... мне реально везёт с людьми. Тьфу-тьфу-тьфу.
В: А скажите, пожалуйста, ваша... подруга Арбенина ходит на ваши концерты?
С: Не знаю. (смеётся)
В: Да ладно.
С: Ну, честное слово — не знаю.
В: Представьте себе ситуацию, при которой Арбенина сидит в зале, а вам это никто не сказал?
С: Ну, значит, таких ситуаций ещё не было.
В: То есть не ходит.
С: Не-а. Наверное, нет.
В: И... обиды нет тоже?
С: Нет. Мне кажется, она даже немножко себя отделяет... обделяет...
В: Скажите мне, Света, что должен сделать человек, чтобы вы на него обиделись? Вот что он должен сделать? Он должен вас обмакнуть в грязь лицом, ударить, оск... Вот что? Мне кажется, что вы не обижаетесь никогда ни на кого в принципе.
Света (поразмыслив): Да нет, меня тоже иногда клинит, я... могу просто взять и перестать общаться с этим человеком, не знаю, обида это, не обида, но просто у меня как вот — перевернули страницу, пошли дальше. Нет, если этот человек придёт ко мне или там позвонит с какой-то просьбой или что-то, я всегда... То есть «Нет, я на тебя обиделась на всю жизнь, не подходи ко мне, с тобой знаться не хочу, не буду с тобой разговаривать, руки не подам» - такого нету.
В: Вообще никогда?
С: (мотает головой) Опять — это всё мусор. В нашей жизни это мусор. Это не то, на что стоит тратить время, энергию, силы...

В: Вот это что лежит?
С: О! (смеётся) Это неподаренный подарок. (передаёт коробочку)
В. открывает её, там электронная сигарета.
С: Я пообещала одному очень хорошему, интересному человеку — это женщина, но, к сожалению, очень много курит, ну очень много, патологически много курит. Я, как врач...
В: А это электронная сигарета?
С: Да. Я очень переживаю, говорю: «Оксаночка, ну вот как же так? Давай потихонечку бросать курить. И вообще в доме у тебя дышать абсолютно нечем». Вот, и я сказала: «Оксан, давай я подарю тебе электронные сигареты, ты, во-первых, сможешь получать чистый, без канцерогенов, никотин — это всё-таки менее вредно, чем просто живые сигареты, во-вторых, ты сможешь, если захочешь, покурить прямо дома, и это не будет засорять твоё пространство, твоё жилище». И вот наконец-то я сподобилась и буквально на днях наконец-то этот подарок вручу.
В: В связи с этим у меня к вам такой вопрос: у вас есть вредные привычки?
С: Я люблю выпить! (смеётся) Я люблю качественный, хороший алкоголь в хорошей компании.
В: До какой степени вы любите выпить? До такой степени, что...
С: До самозабвения! (смеётся)
В: До такой степени, что это создаёт вам проблемы?
С: Ну... сейчас уже, с возрастом, нет, то есть я научаюсь и это делать тоже. Как-то я делаю разумно...
В: А раньше?
С: Болела. Прямо скажем, болела, похмелья прям страшные меня мучали...
В: То есть вы были запойной?
С: Нет... вот по поводу запойной — нет, ну два-три дня, но не больше. А сейчас я нашла очень хороший рецепт, кстати, с удовольствием поделюсь им...
В: Рекомендую?
С: Очень рекомендую, да. Милые дамы и господа, друзья, если так случилось, что выпивка неизбежна — пейте абсолютно с чистой совестью, но параллельно пейте много воды — обычной воды, негазированной, просто обычной воды. Если вы выпили 50 грамм крепкого напитка — ну выпейте вы 150 грамм воды. Если выпили бокал вина — ну выпейте ещё просто стакан воды. Обязательно алкоголь должен сочетаться с достаточным количеством влаги — это не будет высушивать клетки вашего головного мозга, это не будет вашей головной болью на следующее утро, не будет сердечными всякими кувырканиями, и так далее, и так далее. Просто пейте много воды.
В: Это вы говорите как врач?
С: Это я как доктор вам говорю!
В: Не только как специалист, но и как врач.

В: Книжка лежит...
С: О, это моя любимая книжка - «Антология русского верлибра», достаточно редкий экземпляр. Это настольная книга. Нахожу на протяжении уже очень многих лет вдохновение от этих строчек... Когда-то эта книга сподвигла меня тоже на написание белого стиха... Именно... нравится лаконичность, глубина и... опять же... может быть, оттого, что не владею... не умею писать настоящие, классические стихи — всё-таки белый стих, он распоясывает тебя... даёт оправдание твоему неумению рифмовать, но, тем не менее, ты выражаешь свои мысли, всё-таки это в тебе остаётся...
В: Но у вас, как я понимаю, сначала рождается музыка? Или нет?
С: Как правило, да, чаще всё-таки от звука идёт. От темпа, от ритмического рисунка и от звука.
В: Можете прочесть что-нибудь своё или не хотите?
С: (задумчиво) Своё... даже не знаю...
В: То есть, я даже неправильно — не могли бы вы что-нибудь прочесть? - я так бы к вам обратился, с просьбой. Вы мне можете отказать, мы пойдём дальше.
С: Прямо сейчас, наверное... не готова, или мне просто нужно подглядеть. Я... наизусть не знаю.
В: Вы не помните своих стихов наизусть?
С: Нет, нет, я их... во-первых... ну, я же их редко читаю... и это... скорее... ну, это не основное моё... Если, конечно, я кинусь к своему блокноту, может быть, я и прочитаю «Девочку-генерал».

С: (с блокнотом) Стихотворение называется «Девочка-генерал».
Мой генерал,
Девочка,
Вас кто-нибудь так называл -"мой генерал"?
Лампасы плеч, ключиц разлёт,
Как тонким грифелем очерчен рот.
Тайная бездна прикосновений,
Томительная сладость открытий.
Вдох - выдох, как взлёт и падение,
В бешеном кругу соитий, мой генерал.
Девочка, Вас кто-нибудь так называл?
Повелитель армии моих обезумевших нервов.
Источник сердцебиений не последних, надеюсь,
И конечно, не первых.
Но таких небывалых,
Таких откровенных,
Что стынет в жилах кровь,
Еще мгновение и в строчку
Впишется любовь.
Поверю ей и на плече усну,
Настигнутый и облегчённый.
Я пленник Ваш, мой генерал.
Девочка моя, Вас кто-нибудь так называл?

В: А вот это откуда рождается?.. Замечательно, по-моему, это...
С: (со смехом) Не знаю...
В: Это рождается от какой-то конкретной ситуации? От чего-то... Или как?
С: Ну конечно. (смеётся) Было за пять минут написано. Но такие редко бывают моменты.
В: А дальше будет песня?
С: Не знаю. Пока не слышу как песню.

В: Вы, когда смотрите в будущее, вы смотрите как далеко?
С: Иногда я вижу себя 84-летней старушкой. Старушенцией.
В: Которая что делает?
С: Курит. Почему-то курит! (смеётся)
В: Трубку?
С: Даже не трубку, а сигариллу. Сигару. Даже сигару. Такую дамскую сигару. Вот. Почему-то вот такое видение.
В: А вы боитесь старости?
С: Ну... конечно, боюсь, чего лукавить. Поэтому я сейчас даже вот с такого возраста... хотя уже да, пора... стараюсь себя поддерживать физически, потому что самое страшное — это, конечно, зависимость от другого человека, твоя физическая несостоятельность. Конечно, я боюсь старости, немощности.
В: А сейчас у вас в жизни есть любовь? Если не хотите — не отвечайте.
С: (со смехом) Конечно, есть.
В: Почему конечно?
С: Ну смотрите, какая я счастливая перед вами сижу, как может выглядеть человек, который не влюблён... вот так вот выглядеть?
В: А семья у вас есть?
С: У меня есть... мама!
В: И этого вам достаточно?
С: Ну... в понятиях семьи пока достаточно.
В: А вообще вы мечтаете о том, чтобы у вас была семья там, я не знаю, готовить обед, что-то такое?
С: Да, мечтаю. Я даже конкретные делаю посылы для этого. Но это отдельная история...
В: Богу или... Вопрос: посылы делаете Богу или конкретному человеку?
С: Конкретному человеку, конкретные действия. Конкретные делаю мероприятия.
В: Не спрашиваю вас про вашу конкретную ситуацию, абстрактно говоря, как вы себе представляете идеальную семью?
С: Ну, это, конечно, много детей должно быть. Ну, много — это больше двух. Так скажем, два как минимум. Это должны быть родители, обязательно любящие друг друга, понимающие друг друга и не лишённые чувства юмора. Вот если у людей трудно с чувством юмора, то, конечно, это может наложить отпечаток на семью, создавать сложности. Многие конфликты можно избежать, просто превратив это в шутку. Мне кажется, что у детей и родителей должны быть обязательно общие интересы, они должны колобродить вместе, ходить в какие-то походы, гулять... обязательно должны быть какие-то точки соприкосновения, интересы. Они должны быть друзьями, родители и дети.
В: Этому можно научить? Вот как быть... Я так понимаю, что вы с вашей мамой — друзья.
С: (со смехом) Да, я её воспитывала в этом ключе.
В: А как?
С: Ну, во-первых, я старалась оставаться самой собой, во-вторых, какие-то конкретные мои поступки ей доказывали всё-таки, что я на правильном пути, что я имею право так поступать, что я имею право быть самой собой. Не всё так гладко было...
В: А как?
С: Потому что, конечно, она совсем меня видела в ином свете, и, конечно, для неё был шок, сначала один шок, потом второй шок, потом третий шок, в общем...
В: А какой шок?
С: Что я такая, какая я есть, что я всё-таки не в медицину пошла, а стала заниматься музыкой, что непонятно — можно как-то зарабатывать этим деньги, нельзя — это тоже ведь большая удача. Ну, и так далее, и так далее. И были спросы, были какие-то вот наставления в жёсткой форме — а этого я совершенно не принимаю. То есть у нас, конечно, тёрки были серьёзные... А сейчас вот, последние лет десять, мы на общей волне. Она приняла меня, она даже гордится мной. Поэтому всё хорошо. Только конкретными поступками ты можешь отвоевать себе вот место...

В: У нас есть такая традиция: мы в конце программы обязательно дарим человеку, который нас пригласил в гости, какой-то подарок, который для нас ассоциируется с этим человеком. Собственно говоря, мы думали недолго — это дирижёрская палочка.
С: Ух ты! Ух ты!
В: Она выглядит вот так, и дело не только в том, что «Сурганова и Оркестр» (передаёт Свете палочку). Понятно, что где оркестр — там дирижёр, где дирижёр — там дирижёрская палочка.
С: Настоящая...
В: Мне кажется, что вы умудряетесь жить каким-то удивительным образом, что вы дирижируете жизнью, хотя жизнь постоянно вам подставляет подножки, а вы как-то вот... Это настоящая дирижёрская палочка. На самом деле. Это правда.
С: (разглядывает) С ума сойти... Это со мной впервые (взмахивает палочкой). Ой! Похвастаюсь Юлечке Хуторецкой, покажу обязательно.
В: Вот мне кажется, что, может быть, даже вы её примените уже, так сказать, практически. Я могу напомнить то, что вы и без меня прекрасно понимаете — что мы находимся в городе Санкт-Петербурге, мы были в гостях у Светланы Сургановой. Я, во всяком случае, не стесняюсь сказать, что я очень многому научился у вас. Я не уверен, что я это смогу воплотить в жизнь. Но я очень многому научился, и самое главное — такому... смиренному отношению к жизни. Вот это, мне кажется, очень важно. И, мне кажется, очень важно, что это смиренное отношение к жизни — у музыканта. Это вообще невероятно. За что вам отдельное спасибо, в эфире была программа «Личные вещи», я прощаюсь с вами, всего доброго, до свидания.
С: Спасибо. До свидания.

@темы: о светлане, новости